Юрий Векслер, Андрей Шарый
Эфир Радио Свобода 17 февраля 2012 г.
К концу 1980-х годов численность Группы советских войск в Германии, размещенных в советской зоне оккупации по итогам Второй мировой войны, составляла почти полмиллиона человек. В составе этой группы к моменту, когда в 1989 году советское руководство приняло решение о выводе войск с территории ГДР, было почти восемь тысяч танков. Советские солдаты стали возвращаться домой в 1991 году, и к концу зимы 1992 года — двадцать лет назад — кампания по ликвидации Западной группы войск (две танковых армии, три общевойсковых и одна воздушная) набрала полный ход. Научный руководитель берлинского музея ГДР Штефан Волле, соавтор (вместе с историком Илко-Сашей Ковальчуком) книги «Красная звезда над Германией. Советские войска в ГДР» рассказывает о том, какие следы пребывания Группы Советскоих войск в Германии остались сегодня — как материальные, так и в памяти населения.
Штефан Волле: В Германии после ухода Советской Армии начала действовать программа конверсии, согласно которой бывшие военные объекты по возможности приспосабливали для нужд гражданского населения. Это была всеохватывающая и дорогая программа. В первую очередь она касалась казарм, в которых жили советские солдаты. Следы их пребывания были полностью убраны. В этом не было никаких идеологических причин, а только практические, нужно было привести эти старые здания в порядок и найти им современное применение. Большей частью в них теперь находятся различные государственные службы. Все эти казармы были казармами и до 1945 года, в них были расквартированы солдаты вермахта, сами же здания из красного кирпича были частично построены еще в кайзеровские времена, между 1880 и 1890 годами. Конверсия была проведена и в отношении всех полигонов, танковых и артиллеристских стрельбищ, военных складов, в том числе подземных.
Конверсия охватила и жилые здания военных городков, где жили офицеры и их семьи. Поэтому найти там что-то, напоминающее о пребывании группы советских войск можно только случайно. В первые годы после ухода советских войск в оставленные здания проникали любопытствующие, искали для себя сувениры, но одновременно и разрушали многое окончательно в этих зданиях. Исключением относительно долгое время была территория в Карлсхорсте, где располагалась прежде штаб-квартира КГБ. Этот участок приобрел некий маклер и снес все постройки, а потом начал там строить жилые дома. Новый собственник был человеком, интересовавшимся историей, и обратился ко мне и моим коллегам с предложением посетить и осмотреть территорию. Мы провели подробное фотографирование.
Подытожив, могу сказать, что мир Группы советских войск в Германии — это исчезнувший мир, который остался только на фотографиях и в каких-нибудь предметах в частных коллекциях. Остались только мемориалы советских войск и военные кладбища, уход за которыми по межправительственному договору осуществляют власти Германии за счет своего бюджета. Если говорить о памяти населения, то следует отметить, что в основном советские военные были изолированы от населения, за исключением случаев оказания помощи, например, при наводнениях. Поэтому присутствие советских войск осталось в памяти без негативных проявлений, разве что считалось, что следует опасаться советских военных машин и уступать им дорогу. Те, кто жили вблизи полигонов и стрельбищ, рассказывали о том, насколько расточительно и безответственно обращались советские солдаты с техникой, бросая подчас в лесах боеприпасы, но и это в порядке программы конверсии уже давно убрано отовсюду.
Отношение же населения ГДР в целом к советским оккупационным силам было скорее позитивным, во всяком случае, более позитивным, чем в других так называемых братских странах — Польше, Венгрии или Чехословакии, потому что в ГДР у Советской армии был нимб славы освободителей от фашизма. Все знали, что это освобождение потребовало от русских колоссальных жертв, поэтому в Германии никому в голову не приходит и не придет демонтировать какие-бы то ни было советские военные памятники, как это иногда происходит в других странах. А еще граждане бывшей ГДР знают, что мирная революция, объединение Германии и сам мирный уход советских оккупационных сил не был бы возможным без доброй воли русских, в частности, без доброй воли Михаила Горбачева. Это тоже остается в памяти и вызывает чувство благодарности. Мы в ГДР мирно попрощались с русскими, попрощались без ненависти. Мы были рады, что русские ушли, но помним, что они не ушли бы, если бы на то не было бы доброй воли советского руководства.
Обозреватель РС Владимир Ведрашко 35 лет назад проходил срочную службу в 16-ом гвардейском мотострелковом полку (вч/пп 60524). В 2012-ом Владимир вновь посетил свой бывший гарнизон:
Владимир Ведрашко: Гарнизон находился в городе Бад-Фраейнвальде, примерно в шестидесяти километрах к северо-востоку от Берлина. Я недавно туда съездил и посмотрел, что осталось. Из восьми казарм достаточно крепкой постройки, вероятно, начала ХХ века, семь хорошо отремонтированы и образуют жилой квартал. А одна казарма (в которой, так уж совпало, размещался мой батальон) разрушена, обгорела, очевидно, ждет своего часа. Полковая столовая — пожалуй, одно из главным мест во время службы — стоит разоренной. Дорога к столовой, по которой мы маршировали с песней, приводит сейчас к руинам. Нет здания клуба, нет здания бани. Главная достопримечательность, которая ныне незаметна для человека со стороны — полковой плац. На том плацу, на котором, как свидетельствуют исторические фотографии, маршировали, строились и проводили занятия и парады еще войска вермахта, на котором и мы потом строились, на котором нам объявляли приказы, на котором мы учились строевому шагу, там сквозь асфальт проросли кусты, деревья. Догадаться о том, что здесь находились казармы советского полка, невозможно. Но жители города все еще называют это место «Кремлем».
— Когда вы служили в ГДР, Европа жила в совершенно другом политическом контексте, мир был другим, все было другое. С какими чувствами вы ехали в ГДР как солдат группы Советских войск в Германии? С какими чувствами вы возвращались?
Владимир Ведрашко: Мне хотелось служить в армии. Вот представьте: тебе 18 лет, ты едешь на передовые рубежи, ты читал про офицерскую честь и достоинство, про солдатскую доблесть и так далее. Ты хочешь посмотреть на это виденное лишь в кино братство, узнать, что чувствуют люди, когда у них в руках оружие… Все это в моей голове было. Но уже через несколько месяцев все это превращается в личные отношения с сержантом, который тебя ночью будит ударом ноги по твоей койке и требует: «Ну-ка, мухой слетал и принес „старому“ чайку». Вот так пару раз мухой слетаешь, у тебя ощущение солдатского братства и доблести пропадает. Два года службы, в определённой мере, превращаются в абсурд. Хотя, конечно, были отличные ребята и среди солдат, и были замечательные офицеры.
— Кем вы себя чувствовали в Германии: оккупантом или человеком, выполняющим интернациональную миссию, защищающим рубежи социализма?
Владимир Ведрашко: Всякие хорошие и большие чувства, всякие эмоции часто связаны с незнанием. Ты чувствуешь себя на передовом рубеже. Ты понимаешь, что всего тридцать лет назад здесь закончилась Вторая мировая война. Ты представляешь себе, сколько миллионов советских солдат здесь полегло. Это не может не волновать. Но когда все эти разговоры про противостояние двух систем и про то, что американцы стоят в Западной Германии сталкиваются с реальной боевой подготовкой, которая проводится так, как все проводится в России, в общем, пропадает ощущения осмысленного профессионального военного образования. Я начинал радиотелефонистом, очень хотел заниматься радио, но какое может быть отношение к службе и военной учебе, если ты часто сталкиваешься с «дедовщиной» и, если командир твоего взвода находит на твоём столе личный блокнот, рвёт его на мелкие клочки и демонстративно оставляет обрывки на том же месте. (Это было признаком соблюдения «режима строгой секретности»).
— Советские гарнизоны в ГДР существовали в изоляции от местного населения. Тем не менее, у вас был какой-то опыт общения с восточными немцами или с военнослужащими Народной армии ГДР?
Владимир Ведрашко: Иностранная военная база — это всегда изолированный объект. При этом есть возможность выйти в город с офицером в увольнение. Пусть еще не первогодку, пусть на втором году, но ты и выйдешь, и посмотришь, и погуляешь по городу. С местным населением общения особого не было. Другое дело, что страшно хотелось узнать — как же они живут? Какие они? Поэтому я тогда фотографировал. Фотографировал прохожих, лица… Эти фотографии мне сейчас и напоминают о том, каким было тогда отношение немцев к нам. Местные жители в большинстве своем были приветливыми и открытыми. Мама с ребенком не опасалась остановиться, чтобы, улыбаясь, попозировать мне для фотографии. Однажды я посадил гулявшего с одногодками мальчишку к себе на плечи, надел на него фуражку, и мы позировали моему товарищу с фотоаппаратом. Это означало, что родители не говорили детям: держитесь подальше от советских солдат.
Был и другой опыт. Я ехал на учения и сфотографировал крестьянина на лошади. А он показал мне двумя пальцами на горло. Этот жест означал — вы нам уже вот здесь, вы нам уже вот так надоели.
Что касается солдат немецкой армии, я не припомню за два года службы никаких «братских» отношений, никакого сотрудничества, ничего. Наверное, офицеры встречались. Другое дело, что в полк приезжали местные молодежные самодеятельные коллективы, которые выступали для нас. Запомнилось, как немецкие школьницы надували щёки, играя на духовых инструментах. В моей прежней жизни я такого не видел. Я тогда не знал, что культура духовых оркестров — это часть музыкальной культуры на Западе. Думал, что духовой оркестр — это дело мужское, маршевое, торжественное.
— Был такой гимн Группы советских войск в Германии композитора Матвея Блантера. Вам доводилось его исполнять в пешем строю?
Владимир Ведрашко: Нет, почему-то этого гимна мы не знали. Самой популярной песней на пути в столовую была «Не плачь, девчонка», на плацу часто исполняли «Прощание славянки». Гимн, думаю, это изобретение последующих лет, своего рода монументализация присутствия советских солдат на немецкой земле.
Оригинал на сайте Радио Свобода