Дорогой Володя, вот январская сноска о наследниках Щукина и Морозова. Из последующих сообщений российских СМИ вытекает, со слов г-жи Антоновой, что наследник Щукина простил долг и даже стал бороться за то, чтобы и экспроприированный у его семьи особняк отняли у Министерства вооруженных сил и отдали ГМИИ. Должна сказать, что ГМИИ всегда был и остается лучшим музеем России. Далее в статье сообщается, что собрание Щукина и Морозова поделили в 1948 году между ГМИИ и Эрмитажем. В 1947 году в «Звезде» было опубликовано разгромное постановление против западного искусства. Музей новозападного искусства был разогнан. Он помещался в здании Академии художеств. Я знала сотрудников, которые на руках переносили и прятали шедевры в ГМИИ. А наверху в ГМИИ размещался ни мало, ни много, Музей Подарков Сталину. Больше ничего не экспонировали. После разоблачения культа Сталина открылся зал импрессионистов в ГМИИ. ГМИИ — удивительный музей, с настоящей традицией хранения, доставшейся нам от монастырей, хранивших нашу культуру со времен варварских набегов. Я передала дар для ГМИИ потому, что наша семья всегда знала, что там Чекрыгина сохранят, как положено. Однако, дар вопреки всем нормам, направили в ГТГ.
А это фрагмент из прилагаемой статьи по вопросу о праве на собственность наследников: «Граница между государственным грабежом и законным принудительным приобретением довольно четкая. Государство должно выплатить компенсацию тем, у кого оно забирает ценности — это чем-то напоминает полномочия по принудительному приобретению, осуществляемые местными властями. Отсутствие компенсации делает получение предметов искусства российскими государством незаконным».
Мою рекламацию я построила не на изъятии дара в личное пользование, а на изъятии его из ГТГ для передачи музеям после проверки, естественно. Т.е. в рамках русской государственной концепции, по которой работы можно требовать только, если они попали за рубеж. Мой дар, предположительно, должен быть в России, на Крымском Валу. Кроме того, моя рекламация, это рекламация дарителя, а не только наследника. Именно поэтому я неоднократно отвечала Вам, что наше дело в РФ. Если бы дар, наконец, передали в названные мной музеи, то я бы требовала только компенсацию за пропавшие работы. Но поскольку музеи теперь не хотят, или не могут, драться за Чекрыгина, то мне должны компенсацию за весь дар, находящийся в ГТГ. Я ГТГ ничего не дарила, но это не отменяет меня как дарителя, а лишь говорит о моих нарушенных правах. Т.е. в худшем случае должно иметь место принудительное приобретение у меня той части дара, которая попала в ГТГ, раз Минкульт РФ не в состоянии изъять дар из ГТГ и передать его музеям-получателям. Такова вкратце концепция дела, подлежащего внесудебной рекламации согласно ГК РФ.
Ваша Наташа