Эвелина МЕЛЬНИКОВА
Постоянным читателям журнала «Правозащитник» должно быть известно о возникновении в России ювенальной юстиции и ее первых шагах. Об этом речь шла в теоретической концепции российской ювенальной юстиции, разработанной в связи с задачами, поставленными проводимой в России судебной реформой и ее реализацией1.
Данную статью я хотела бы начать с небольшого исторического очерка о событиях, происходивших в России с января 1918 года до конца 50-х годов и имевших прямое отношение к правосудию, занимающемуся несовершеннолетними.
Для правильной оценки истории российской ювенальной юстиции следует сравнить, что имела в этой области Россия до революции и что она получила после коренной перестройки ювенальной юстиции.
Итак, первый суд для несовершеннолетних в России был создан в Санкт-Петербурге в 1910 году. На какой же правовой базе он функционировал?
В уголовном законодательстве того периода действовали некоторые охранительные нормы, касающиеся несовершеннолетних: судебному преследованию подвергались несовершеннолетние в возрасте от 10 лет (статья 137 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных)2. В части второй этой статьи предусматривался льготный режим уголовной ответственности для несовершеннолетних в возрасте от 10 до 17 лет, совершивших преступления «без разумения».
Специальные разъяснения касались несовершеннолетних, которые совершили преступления «с разумением». Таких лиц направляли по преимуществу в исправительные заведения для несовершеннолетних. При невозможности поместить их в эти заведения они по приговорам мировых судей на срок, определенный судом, но не более чем до достижения 18 лет, заключались в особые помещения, находящиеся при тюрьмах или домах для арестованных.
Согласно статье 137-1 (1909 г.) в местностях, где не было указанных воспитательно-исправительных заведений для несовершеннолетних или в случае отсутствия в них свободных помещений, несовершеннолетние в возрасте от 10 до 18 лет, признанные судом совершившими преступления «без разумения», могли направляться «для исправления» на срок, определенный судом, но не более чем до достижения ими 18 лет, в монастыри их вероисповедания, если в месте производства по делу такие монастыри были и если по установленным в них правилам не запрещалось там проживание посторонних лиц.
Статья 138 Уложения о наказаниях предусматривала для несовершеннолетних в возрасте от 10 до 14 лет, совершивших преступления «с разумением», замену следующих наказаний: смертная казнь, каторжные работы, лишение гражданских прав, ссылка – на лишение свободы от двух до пяти лет; содержание в специальных отделениях для несовершеннолетних при тюрьмах и арестных домах (за менее тяжкие деяния, за которые следовало лишение всех прав и заключение в тюрьму) – на направление в исправительно-воспитательные заведения для несовершеннолетних на срок от одного месяца до одного года. В статье 138-1 указывалась возможность помещения таких несовершеннолетних в монастыри (аналогично статье 137-1).
Таким образом, в законодательстве России конца XIX века содержались юридические нормы, предусматривавшие уменьшение тяжести уголовного наказания для несовершеннолетних. Как уголовное, так и уголовно-процессуальное законодательство включали положения о повышенной юридической защите несовершеннолетних по сравнению с взрослыми подсудимыми. Вместе с тем значительный объем судейского усмотрения по этим делам (решение вопроса о действиях «с разумением», вынесение приговоров без установленного срока) все же ставил несовершеннолетних в положение лиц, не защищенных законом.
Исследуя правовую базу ювенальной юстиции в России на рубеже XIX-XX веков, нельзя не сказать об одном российском законе, сыгравшем отнюдь не положительную роль в уголовной политике в отношении несовершеннолетних и действовавшем вплоть до его отмены в 1918 году. Речь идет о Законе от 2 июля 1897 года «О малолетних и несовершеннолетних преступниках»3.
Этот Закон сохранил для подростков наказание в виде заключения в тюрьму, хотя и в специальные для них помещения. К несовершеннолетним в возрасте от 17 лет до 21 года (совершеннолетие в дореволюционной России наступало с 21 года) Закон применял каторгу и поселение. В литературе тех времен приводились следующие статистические данные. За период 1898–1907 гг. 4047 несовершеннолетних осуждены к помещению в колонии и 8442 – в тюрьмы и арестные дома. По отчету Главного тюремного управления, за 1912 год в тюрьмы и арестные дома направлены 15 822 несовершеннолетних преступника в возрасте 10–12 лет. Следует обратить внимание на то, что в 1912 году в России уже работали суды для несовершеннолетних.
Словом, Закон от 2 июля 1897 года был явно реакционным и так оценивался прогрессивными русскими юристами. Любопытен исторический факт: отмену Закона от 2 июля 1897 года Декретом советской власти от 17 января 1918 года приветствовали юристы – и приверженцы либеральных взглядов, и сторонники советской власти.
Таким образом, российская ювенальная юстиция в начальный период своего развития имела потенциально правовые возможности усилить карательную направленность судебной политики в отношении несовершеннолетних. Вероятно, при подготовке первых советских декретов о суде это и помешало их создателям обратить более серьезное внимание на молодую ювенальную юстицию. А может быть, сработал всеобщий принцип того времени: «мы наш, мы новый мир построим». Как бы то ни было, но автономная российская ювенальная юстиция перестала существовать по Декрету Совнаркома России от 17 января 1918 года и была заменена другой системой, которая, по мнению ее создателей, считалась более гуманной, более применимой к обращению с детьми и подростками.
Рассмотрим подробнее, в чем состояли эти преобразования судебной системы по делам о несовершеннолетних.
Начались они в январе 1918 года и были продолжены через два года – в марте 1920 года. Речь идет о двух декретах советской власти: от 17 января 1918 года о комиссиях для несовершеннолетних4 и от 4 марта 1920 года о суде над несовершеннолетними5.
Декрет о комиссиях для несовершеннолетних внес существенные изменения в привычное российским юристам правосудие по делам о несовершеннолетних – отменил тюремное заключение несовершеннолетних (что, как уже было сказано, юридической общественностью приветствовалось) и суды для несовершеннолетних. Статья 2 Декрета установила, что «дела несовершеннолетних обоего пола до 17 лет, замеченных в деяниях общественно опасных, подлежат ведению комиссий о несовершеннолетних». Более того, все дела лиц этой возрастной группы, которые к тому времени находились в производстве каких-либо судов, а также закончились осуждением, подлежали пересмотру указанными комиссиями (статья 6 Декрета).
Для юристов тех лет оказалась непривычной ведомственная принадлежность созданных комиссий для несовершеннолетних. Эти комиссии находились в ведении Наркомата общественного призрения и включали представителей трех ведомств: общественного призрения, просвещения и юстиции. Одним из членов комиссии обязательно должен был быть врач.
В компетенцию комиссий входило освобождение несовершеннолетних от наказания или направление их в одно из «убежищ» Наркомата общественного призрения (сообразно характеру деяния).
30 июля 1920 года опубликована разработанная инструкция о работе комиссий для несовершеннолетних. Этот документ определял медико-психологическую и педагогическую направленность деятельности комиссий и отражал общую ориентацию уголовной политики в отношении несовершеннолетних.
Однако в отличие от Декрета от 17 января 1918 года инструкция все же предусматривала передачу несовершеннолетнего «вместе с делом» народному судье, правда, в весьма своеобразной форме. Происходило это в следующих случаях:
– если признано недостаточным применение к несовершеннолетнему медико-психологических воспитательных мер;
– при упорных рецидивах;
– при систематических побегах из детских домов;
– при явной опасности для окружающих оставления несовершеннолетнего на свободе6.
Странным может показаться нам, современным юристам, содержание статьи 10 инструкции, согласно которой дела о тяжких преступлениях несовершеннолетних в возрасте старше 14 лет поступали в течение 24 часов с момента их задержания народному судье, являющемуся членом комиссии для несовершеннолетних. Судья в течение трех суток должен был провести необходимые следственные действия относительно фактической стороны дела, роли несовершеннолетнего в преступлении (если оно совершено в соучастии со взрослыми) и внести в комиссию доклад о результатах расследования. По инструкции окончательное решение принадлежало не судье, а комиссии для несовершеннолетних.
В инструкции было еще одно правило: малолетние в возрасте до 14 лет и несовершеннолетние в возрасте до 18 лет, задержанные за совершение действий, не имеющих общественно опасного характера, не направлялись для разбора их дел в комиссии для несовершеннолетних. Последние лишь утверждали постановления администрации приемных и распределительных пунктов, куда поступали подростки. Эти утверждения касались только назначенных мер воздействия. Постановления администрации после их утверждения комиссиями вступали в силу.
Заседания комиссий для несовершеннолетних были публичными. Разрешалось присутствие прессы, но запрещалась публикация фамилий несовершеннолетних.
Справедливости ради надо сказать, что комиссии для несовершеннолетних все же учитывали опыт работы судов для несовершеннолетних дореволюционной России в части, касающейся организации социальных служб по изучению личности и условий жизни несовершеннолетних правонарушителей. Что же касается процедуры разбирательства дел в комиссиях, то она была еще менее урегулирована правовыми нормами, чем в судах для несовершеннолетних. Преимущественное участие неюристов в заседаниях и в принятии решений о судьбе несовершеннолетних снижало юридический уровень деятельности комиссий и, соответственно, защищенность детей и подростков. Приходится с сожалением констатировать, что низкий уровень правовой защищенности подростков в указанных комиссиях сохранился и до наших дней — в современных российских комиссиях по делам несовершеннолетних.
Оценивая первые шаги учреждений, заменивших «детский» суд в борьбе с преступностью несовершеннолетних, не следует забывать о своеобразии того периода именно в плане участия в этой борьбе представителей широких слоев общественности, которое тогда считалось приоритетным. Почти полное отсутствие соответствующих знаний и опыта в судебной деятельности неизбежно приводило к юридическому нигилизму. Очевидно, что руководство этой работой необходимо было поручить юристам-профессионалам. А в комиссиях для несовершеннолетних их участие сводилось к минимуму.
Однако жизнь очень скоро заставила вспомнить о судах. Ведь подростки совершали не только малозначительные проступки, но и вполне серьезные и опасные преступления. Сами по себе эти преступления исчезнуть не могли, а бороться с ними комиссии для несовершеннолетних не могли в силу отсутствия эффективных средств.
4 марта 1920 года постановлением СНК РСФСР был утвержден Декрет «О суде над несовершеннолетними».
В отличие от Декрета от 17 января 1918 года Декрет от 4 марта 1920 года допускал передачу дел несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет в народный суд, если комиссия для несовершеннолетних устанавливала невозможность применения к ним медико-педагогических мер. В примечании к п. 4 Декрета предписывалось Народному комиссариату юстиции помещать несовершеннолетних отдельно от взрослых преступников и создавать для подростков особые учреждения. В качестве воспитательной меры несовершеннолетних можно было помещать в реформатории. Предварительное и судебное следствие тоже вел судья7. Все это свидетельствовало о возрождении некоторых правил ювенальной юстиции, действовавших в российском дореволюционном суде для несовершеннолетних.
Однако Декрет от 4 марта 1920 года не имел в виду восстановление автономной ювенальной юстиции. Напротив, он сохранил юрисдикцию комиссий для несовершеннолетних, которые просуществовали до 1935 года. Судебное вмешательство применялось только в случаях тяжких преступлений несовершеннолетних. Эти дела относились к компетенции общих народных судов, где действовали специальные составы судей, также просуществовавшие до 1935 года.
1922 год ознаменовался усилением карательной уголовной политики в отношении несовершеннолетних. Уголовный кодекс РСФСР в статье 18 установил общее правило: к несовершеннолетним в возрасте от 16 до 17 лет могли применяться все виды уголовных наказаний, касающихся и взрослых, вплоть до смертной казни. Правда, в опубликованном вскоре примечании к статье 33 УК устанавливалось: «Высшая мера наказания – расстрел – не может быть применена к лицам, не достигшим в момент совершения преступления 18-летнего возраста». Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик в статье 32 предписывали применять более мягкие меры социальной защиты (термин, заменивший наказание) к лицам, не достигшим совершеннолетия. А Уголовный кодекс РСФСР 1926 года исключил несовершеннолетних в возрасте до 18 лет из числа тех, к кому могла быть применена высшая мера наказания. Это правило никогда не отменялось и нашло отражение в двух последующих УК: в статье 23 УК РСФСР 1960 года и в статье 59, п. 2, УК РФ 1997 года.
Обратите внимание на это незыблемое правило. Оно в определенный момент нашей истории вступило в противоречие с законодательством, действовавшим в 1934–1935 годах, которое можно назвать чрезвычайным.
В законодательстве тех времен, касавшемся правосудия для несовершеннолетних, боролись две тенденции: ослабление и ужесточение репрессий. В УК РСФСР 1926 года победила первая тенденция. Кроме запрета применять к несовершеннолетним смертную казнь, УК 1926 года (статья 14-а) предусматривал обязательное смягчение им наказания: в возрасте от 14 до 16 лет – наполовину, а в возрасте от 16 до 18 лет – на одну треть. Это был уже прямой протекционизм несовершеннолетним. В дальнейшем своем развитии российское уголовное право от этого принципа отказалось – УК 1960 и 1997 годов его не восприняли.
Приведенные факты свидетельствуют о том, что в России в 20-е годы произошел переход законодательства и практики к судебным формам борьбы с преступностью несовершеннолетних. Это отразилось в ряде процессуальных норм. В УПК 1922 года включены правила судопроизводства по делам несовершеннолетних, предусматривающие судебный порядок рассмотрения этих дел наряду с их рассмотрением в комиссиях по делам несовершеннолетних.
К таким процессуальным нормам можно отнести обязанность суда установить возраст подсудимого, запрещение несовершеннолетним присутствовать в зале судебного заседания.
Однако в тот период был весьма прочен приоритет комиссий для несовершеннолетних в рассмотрении дел данной категории. Об этом свидетельствовала статья 40 УПК 1922 года: «При наличии в деле нескольких обвиняемых, из которых один или несколько несовершеннолетних (менее 16 лет), дело в отношении последних должно быть выделено и передано в комиссию для несовершеннолетних».
УПК в редакции 1923 года внес в этом отношении свой «вклад»: предписывалось рассматривать дела несовершеннолетних в возрасте от 14 до 16 лет в судебном порядке только по постановлению комиссии для несовершеннолетних. Для нас, юристов конца XX века, такое положение однозначно представляется юридическим нонсенсом: суд – это орган правосудия, и он не может действовать по предписаниям административного органа – комиссии для несовершеннолетних. Очевидно и то, что согласно нормам уголовного процесса оказались нарушены гарантии прав личности.
Анализ последующего нормативного материала (в основном это были подзаконные акты 30-40-х годов) показал отчетливую тенденцию карательной переориентации правосудия в отношении несовершеннолетних, причем без всяких на то объективных оснований, поскольку преступность не претерпела особых изменений. Кстати, попытки представить ее более опасной были – в 30-е годы борьба с преступностью несовершеннолетних использовалась как способ «выявления врагов народа», например, среди родителей подростков.
Формальным рубежом карательной переориентации уголовной политики в отношении несовершеннолетних служили некоторые законодательные акты того времени. Речь прежде всего идет о постановлении ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 года «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних»8. Постановление это определило на долгие годы отнюдь не демократическую прокурорскую и судебную практику в отношении несовершеннолетних. Оно действовало в течение 24 лет и только в 1959 году было отменено вместе с другими нормативными актами, утратившими силу, в связи с введением в действие нового уголовного и уголовно-процессуального законодательства.
Содержание постановления от 7 апреля 1935 года дает основание связать его с другим постановлением советского правительства и руководства ВКП(б), а именно от 5 декабря 1934 года, известным в истории советского законодательства как документ, открывший ворота политическим репрессиям и массовым нарушениям прав человека в нашей стране.
Постановлением от 7 апреля 1935 года возраст уголовной ответственности по значительной части составов преступлений снижался до 12 лет. Восстанавливался принцип применения к несовершеннолетним всех видов наказаний, отменялась статья 8 Основных начал уголовного законодательства СССР, в которой речь шла об обязательном применении к малолетним правонарушителям мер медико-педагогического характера и о преимущественном применении этих мер к несовершеннолетним. Из УПК РСФСР была исключена статья 38 о выделении дел несовершеннолетних в отдельные производства и направлении их в комиссии для несовершеннолетних. Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 20 июня 1935 года ликвидировались и сами эти комиссии. Обоснование этого решения выглядит странно: в целях повышения ответственности самих несовершеннолетних и их родителей. Отказ от помощи комиссий, пусть даже имевших изъяны в правовом обеспечении, да еще в период тотальной борьбы с детской беспризорностью и безнадзорностью (именно так называлось постановление от 20 июня 1935 года), свидетельствовал о выдвижении на передний край борьбы с преступностью несовершеннолетних карательных методов и органов, их применяющих.
Здесь я обращаю внимание читателей на одну коллизию в законе. Суть ее в следующем. Статья 22 УК РСФСР 1926 года устанавливала запрет применения смертной казни к несовершеннолетним. При всех изменениях уголовного законодательства этот запрет ни разу не был отменен. В то же время эта норма вступала в противоречие с постановлением от 7 апреля 1935 года, согласно которому предусматривалось применение к несовершеннолетним всех видов наказания. Парадокс состоял в том, что в практике руководствовались не статьей УК, а соответствующей формулировкой в упомянутом постановлении. Судебная практика тех времен свидетельствовала, что высшая мера наказания – расстрел – применялась к несовершеннолетним, в отдельных случаях – на основании правоприменительных указов Президиума Верховного Совета СССР о разовом применении к несовершеннолетним высшей меры наказания.
В период 1938-1941 годов различные ведомства значительно реже издавали правоприменительные акты, касающиеся несовершеннолетних, и их содержание становилось все более карательным.
С постановлением от 7 апреля 1935 года тесно связан еще один юридический акт. Это – Указ Президиума Верховного Совета СССР от 10 декабря 1940 года «Об уголовной ответственности несовершеннолетних за действия, могущие вызвать крушение поезда». Указ снизил возраст уголовной ответственности до 12 лет за преступления, в нем перечисленные. В связи с этим был издан приказ Наркомюста СССР и Прокуратуры СССР от 26 декабря 1940 года № 194/2354. В нем вновь обращалось особое внимание на выявление взрослых подстрекателей и организаторов преступлений несовершеннолетних. Отметим, что в Указе от 10 декабря 1940 года перечислялись такие преступления, как развинчивание рельсов, подкладывание под рельсы разных предметов. В практике часто «организаторами и подстрекателями» считали родителей, и их вместе с детьми обвиняли в соучастии в совершении диверсионных актов на железнодорожном транспорте.
А в 1941 году принимается Указ Президиума Верховного Совета СССР «О применении судами постановления ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 года «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних». В этом указе предписывалось применять постановление от 7 апреля 1935 года не только за умышленные преступления несовершеннолетних, но и за преступления, совершенные ими по неосторожности. До этого Указа Пленум Верховного суда СССР ориентировал суды на привлечение несовершеннолетних к уголовной ответственности по постановлению от 7 апреля 1935 года лишь за умышленные преступления. Так был нанесен фактически еще один удар по гуманистическим традициям ювенальной юстиции, пытавшейся существовать и в те мрачные времена.
Все рассмотренные выше законодательные и правоприменительные акты выявили карательную ориентацию правосудия в отношении несовершеннолетних за длительный период – от 1935 года до конца 50-х годов. Как уже отмечалось, они утратили силу в связи с принятием нового уголовного и уголовно-процессуального законодательства СССР и союзных республик в 1958—1961 годы. Ушли в прошлое и комментировавшие их многочисленные приказы, инструкции, директивные письма юридических ведомств. Глаз читателя обычно не задерживается на документах, на которых есть гриф «утратил силу». Но думаю, нормативные акты 30-40-х годов должны изучаться и сейчас, потому что только знание механизма нарушения законности позволит выработать средства противостояния ему. Противозаконный акт, даже если он утратил силу, забывать не надо, хотя бы для того, чтобы избежать повторения прошлых жестоких ошибок.
Примечания:
1 Эвелина Мельникова, Галина Ветрова. Российская модель ювенальной юстиции (теоретическая концепция) // Правозащитник. 1996. № 1. С. 22-41.
2 Свод законов Российской империи. 1909. Т. XV.
3 Закон от 2 июля 1897 г. «О малолетних и несовершеннолетних преступниках». СПб, 1899.
4 СУ РСФСР. 1918. № 1–62, 17 января 1918 г., отдел первый.
5 Ленинский сборник, XXIV. М., 1933. С. 185–186.
6 СУ РСФСР. 1920. № 1–100, 30 июля 1920 г., № 68.
7 Собрание узаконений и распоряжений РСФСР. 1920. № 13, ст. 83. » СЗ СССР. 1935, отд. 1, № 19.
8 Сборник приказов и инструкций Министерства юстиции СССР. 1936–1948 гг.