ЧЕКРЫГИН Василий Николаевич (1897, г. Жиздра, Калужская губ. — 1922, близ Москвы)
В. Н. Чекрыгин рос в Киеве и мальчиком был принят в иконописную школу Киево-Печерской лавры. В тринадцать лет в сопровождении старшего брата отправился в Москву поступать в МУЖВЗ и легко выдержал конкурс. В 1912 г. три студента училища своими руками изготовили книжку стихов, которые написал один из них- Чекрыгин переписал стихи на специальную бумагу, с которой их можно было перевести на литографский камень, и добавил несколько рисунков. Это была первая книжка стихов В. В. Маяковского — «Я!».
Талантливый юноша дружит со старшими товарищами, увлеченными поисками новых форм, новых путей в искусстве. Он пишет угловатые, резкие, полные внутреннего драматизма портреты, вызывая неудовольствие педагогов. В 1914 г. уходит из училища, участвует в одной из знаменитых «левых» выставок — «№ 4» (1914). Первая мировая война застала его за границей, кружным путем он возвратился в Россию, был на фронте.
Начало 1920-х гг. — расцвет творчества художника. От этого времени дошло до нас почти полторы тысячи его рисунков. Он работал чаще всего прессованным углем, мягкими, бархатистыми пятнами ложащимся на бумагу. И из этих клубящихся пятен, образующих на листе неопределенное, таинственно пульсирующее темное пространство, выступают неясные, но проникнутые страстным драматическим напряжением фигуры и лица. Рисунки эскизны, беглы. Художник не дает им названий — они лишь звенья бесконечной цепи, частицы единого, колоссального замысла, наброски отдельных персонажей и эпизодов, которым предстоит еще получить свой окончательный смысл, объединившись в стройное целое. В самом деле, художник мечтал о грандиозной фреске, посвященной грядущим судьбам человечества. В основе этого утопического замысла — философское учение Н. Ф. Федорова о воскрешении ушедших поколений и переселении человечества в космические дали, которое произвело на Чекрыгина неизгладимое впечатление. Но овладение космосом, путь к звездам — это для художника не техническая задача, а духовный подвиг, совершаемый героическим порывом и озарением. Листы Чекрыгина с их сияющими из мрака обнаженными телами не имеют ничего общего с научной фантастикой. «Не принимайте эти фигуры за тела, в них не должно быть ничего телесного, это только образы, духи», — говорил художник. Но рядом с этой философской утопией возникает в чекрыгинских рисунках совсем иная тема, злободневная, прямо с газетной страницы: «Голод в Поволжье» (1922). И здесь тот же интерес не к факту, хотя и страшному, а к его внутреннему драматизму, к духовному напряжению времени.
Перейдя от живописи к рисунку, позволявшему почти мгновенно выплескивать на лист эту разрывавшую его бурю страстей, Чекрыгин оставался живописцем по всему своему творческому складу. Эти скромные по материалу листы и кажутся живописью, они не графичны, не линейны, наполнены могучими массами цвета (пусть только черного и белого), сиянием света и глубинами тьмы. И в своей трагической мощи работы эти перекликаются с наиболее драматическими образами великих мастеров прошлого-с могучими рисунками Тинторетто, одухотворенной графикой Рембрандта, трагическими гротесками Гойи. Страстная одержимость искусством, проникающим в судьбы страдающего и прекрасного человечества, сделала совсем еще молодого Чекрыгина вдохновителем целой группы художников с близкими духовными устремлениями. Они называли ее «Искусство — жизнь» или, по заглавию своего журнала, «Маковец». Художник-мыслитель, стремившийся и теоретически определить смысл своего искусства, Чекрыгин был идеологом группы. Но путь его оборвался трагически рано: в возрасте двадцати пяти лет художник погиб под поездом.